Архив:Disciples. Да будет мир праху нашему
Внимание! Данная страница представляет собой творчество авторов с сайта Diary.ru, ранее опубликованное ими в Интернете на общедоступном сайте в некоммерческих целях и сохраненное с целью реализации открытого доступа к знаниям. Список авторов данного произведения или статьи приведен на следующей странице: Архив:Авторы:Disciples. 2014.
Персонажи: Утер
Того, второго, Утер поначалу не любил. Он вообще никого не любил, но к этому мальчишке хорошо относиться не представлялось возможным. Равно как и не замечать. Щенок, бесполезное животное. Тот, в чьём теле Утер вынужден был пока находиться.
Мальчишка скулил, забившись куда-то вглубь души, и постоянные всхлипы в голове раздражали. Мальчишка хотел есть, пить, к маме... К маме, ха! Став суккубом, императрица забыла о сыне. Она хотела, хихикая, отправить ребёнка «к Всевышнему» — ей шутка казалась очень забавной. Но вмешался Бетрезен, и Утер поселился в теле, совершенно не предназначенном для демона, а суккубу всё-таки пришлось исполнять волю своего бога и заботиться о нежеланном младенце. Затем императрицу убили гномы, и мальчишка остался полностью на попечении Утера. Бетрезена его творение, казалось, не интересовало вовсе.
Он ходил с трудом, этот щенок, а требовалось научить его драться мечом, вдвое превосходящим по длине его тщедушное тело! И говорить — маленький придурок знал отдельные слова и не произносил половину букв! Утер продирался через детскую гортань, способную, похоже, лишь нечленораздельно выть, старательно повторял звук за звуком, утирал сопли, принадлежащие вовсе не ему, а этому созданию, и очень хотел стукнуть вонючего мальца об стену, да побольнее, чтобы очнулся и прекратил визжать. Подумаешь — мышцы болят! По сравнению с муками ада это практически райские кущи! Но мальчишка не знал мук ада, он рыдал и всё время пытался откраять себе мечом руку или ногу. Если, конечно, был в состоянии поднять меч.
За что любить такого?
Хотя заботиться приходилось. Человеческое тело невероятно хрупкое, раньше Утер не представлял себе, насколько же оно несовершенно. О чём Бетрезен думал, когда создавал людей? Или это был пробный шар перед созданием демонов? Вроде бы нет... По крайней мере, когда ещё светлый ангел представлял Невендаар Всевышнему, то людей он называл своей гордостью. Что ж, всё познаётся в сравнении...
Утер сжимал зубы — не свои! — и волок мальчишку мыться. Обязательно в подогретой воде, а то паскудник радостно простудится. И хотя все вокруг твердили, что делает это малец не по своей воле, а исключительно из-за слабости телесной, верилось слабо. А потом щенка следовало покормить, и не сырым мясом, а как следует проваренным, дабы не допустить желудочных колик. Когда мелкий тварёныш маялся животом, иметь с ним дело было решительно невозможно. От детского рёва ломило виски, а выковырять паршивца из головы не позволял Бетрезен.
Бетрезен... Демоны, опекавшие Утера, видели в мальце воплощение своего бога, его аватар, его душу, заключённую на время в смертную оболочку. Сколько в этом было правды, они не знали. Бетрезен велел им заботиться о мальчишке, и демоны слепо выполняли божественный приказ. Про Утера они не знали, а если б узнали... Кто знает, что случилось бы? Рисковать не хотелось.
Про Утера, похоже, не знал и сам Бетрезен. Потому что вряд ли бог проклятых спустил бы своеволие даже своему аватару. Особенно своему аватару. Бетрезена устраивал тупой мальчишка, слепо идущий к своей гибели — ведь именно жертвоприношением должна была завершиться история императорского сыночка. Кровь принца прольётся на алтарь, и бог возродится, могучий и неистовый, несущий гибель Невендаару...
Утеру в этих планах места не оставалось. Только мальчишка. Точнее — его плоть, отмеченная проклятым знаком, и осквернённая кровь. Чем меньше щенок будет думать о своей участи, тем лучше.
Но Утер хотел жить. Наверное, так же сильно, как сам Бетрезен. В конце концов, он ведь был аватаром, а значит, во многом походил на своего создателя. По крайней мере, ненавидеть умел так же сильно.
Не щенка — он-то в чём виноват? Мальчишка такая же марионетка, как и сам Утер. А вот устроить маленький подарок кукловоду — лучше большой, конечно, но тут уж как повезёт — это желание жгло душу почище адского пламени, преследовало неотступно и ежечасно. Утер метался по пещере, где его прятали, и демоны недоумённо провожали его взглядами. Они не догадывались, что в мечтах того, кого считали своим богом, уже были мертвецами.
Вот тогда Утер впервые ощутил мысленное прикосновение своего второго. Лёгкое, едва заметное. Очень робкое, что, впрочем, было естественно: щенок смертельно боялся того, кто хозяйничал в его теле. Боялся, но...
Разбираться Утер не стал. Отталкивать, правда, тоже. Чтобы выжить, мальчишку надо приручить. Конечно, придётся сдерживаться, может, даже меньше орать на придурка... Пускай помогает сберечь своё тело, не всё же одному Утеру стараться?
Щенок обрадовался так, словно ему предложили стать Бетрезеном. Ну и ладно, хотя бы не вопит, ворчливо сказал себе Утер и постарался приноровиться к тёплому шевелению в груди, совсем не похожему на адский пламень.
Время принесло Утеру много забавных, абсолютно ненужных в реальной жизни открытий. Например, что щенок лучше понимает, когда на него не рычишь, а напротив, говоришь мягко и — слово-то мерзкое какое — «ласково». В общем, внутренний голос лучше сдерживать, тогда мелкий паскудник сильнее старается. Даже готов терпеть серьёзную боль: по-настоящему серьёзную, а не какую-нибудь паршивую потянутую мышцу, о которой даже разговора не стоит вести. Нечисть, с какого-то перепугу потащившуюся за ними от гномских пещер, они с щенком крошили уже вполне на пару, получая удовольствие от ударов с оттяжкой, когда труп некоторое время ещё движется, прежде чем развалиться напополам. Вот когда маленький мерзавец в полной мере оценил пользу тренировок! Потом даже слегка сдерживать пришлось, так старался...
А ещё второму нравилось тереться щекой об остывающие трупы, пробовать языком текущую из них кровь, и Утер специально для этого заводил в шатёр каких-нибудь мятежников, чтобы выпустить из них кишки в одиночестве: верные соратники из числа людей не оценили бы развлечения мальчишки. Когда это случилось впервые, аватар Бетрезена помнил очень хорошо: вскоре после триумфального возвращения «сына императора Демосфена».
К Демосфену Утер испытывал странную смесь ненависти и брезгливости. Казалось бы, сложно всерьёз ненавидеть того, кого презираешь, но вот поди ж ты — получилось. И в общем-то, понятно, откуда взялась ненависть, только от этого понимания Утера коробило.
Демосфен поначалу пришёлся по душе второму.
Богато расшитая одежда, звучный голос, сияющие камни в короне... И искренняя радость, когда император увидал потерянного сына. Счастье, которое старик не мог, да и не старался скрыть.
Щенок кинулся к отцу в объятия, словно утопающий — на увиденное в последний момент бревно. А Утера охватила чистая, незамутнённая ярость.
Как этот клоун посмел? Как он посмел променять своё призвание, своего первого на бородатого старикашку, лепечущего идиотские слова о любви?
И тут мальчишка удивлённо спросил: «Разве ты не говорил, что я должен обрадоваться встрече с отцом? Тогда нам поверят...»
Утера словно холмовой великан огрел дубиной по голове. Да, именно это он и внушал тупому мальчонке, внушал долго и старательно.
«Если ты скажешь — я его сейчас убью, меч под рукой. Хотя он мне нравится. Когда он умрёт, можно, я надену его корону?»
Почему-то от этих слов Утеру стало невыразимо хорошо. Разумеется, он не показал это щенку. Паршивец должен знать своё место.
«Ещё не время. Позже. А корону забирай, раз она тебе приглянулась, мне она не нужна».
Затем Демосфен взвалил бремя войны на мальчишку, не достигшего двенадцати лет от роду, и недоумённое отвращение окончательно вытеснило в мозгу Утера любые иные мысли о человеческом императоре. Бетрезен, по крайней мере, был достойным противником: всё, что он делал, делалось от силы, а не от слабости. Бог проклятых мог походя уничтожить Невендаар, но даже умирающий, он не стал бы перекладывать свою ношу на ребёнка. А этот... это...
Впрочем, разве не стал бы? Все они одним миром мазаны, властители и боги: когда припрёт — и не на такое пойдут. Но Бетрезен хотя бы не оправдывал свои действия враньём о несчастной Империи. Все его действия диктовались исключительно заботой о несчастном себе.
Это казалось разумным и не вызывало отторжения. Второй тоже понимал действия Бетрезена — просто выступал на стороне Утера. Хотел жить, да, но было ещё что-то, чего демон не понимал, просто чувствовал, находясь с мальчишкой в одном теле. Чувствовал — и великодушно принимал.
В конце концов, у мальчишки больше никого нет. Только Утер. Почему бы щенку и не привязаться к своему повелителю?
Тогда, в тот день, армия Империи захватила одного из мятежных дворян. Обычно заговорщиков из благородного сословия казнили быстро и легко, отрубая им голову, но Утеру это показалось слишком мягким наказанием. Верные Демосфену рыцари, натерпевшиеся от Юбера де Лали разнообразных подлостей (а подлости и впрямь были разнообразными, Утер оценил и даже слегка зауважал мерзавца), согласились с предводителем, и бунтовщика посадили на кол. Он, как водится, поначалу кричал, извивался и мешал проклятья с мольбами, а затем просто мучительно хрипел, глядя выцветшими глазами в предгрозовое небо. Кого-то из рыцарей стошнило, кто-то обратился с просьбой прервать мучения мятежника, но Утер отказал: формально из-за сотворённых приговорённым бунтовщиком бесчинств — а их хватало — но на самом деле из-за возбуждения, овладевшего щенком. Было забавно наблюдать за мальчишкой, впервые почувствовавшим удовольствие от пыток, и Утер слегка ослабил контроль, сам полупьяный от запаха крови и стонов умирающего врага. Смотреть на конвульсии оказалось невероятно сладким, а думать о том, что такая же участь может ждать и самого Бетрезена — ещё слаще, так что момент, когда мальчишка приблизился к месту казни, Утер бессовестно проворонил.
Второй провёл ладонью по древесине, потемневшей от крови, улыбнулся, глядя на красный след, оставшийся на пальцах, и облизал руку. Неспешно и чувственно, ощущая на губах и языке солёный привкус... Утер прекрасно понимал своего воспитанника!
Пришлось, конечно, убить двух рыцарей из личной охраны — придурки увидали, как малыш развлекается, и сочли это непотребством. Объявить их предателями оказалось легко: свидетелей не было, а врагов у малолетнего героя к тому времени хватало, и награда за голову принца уже превышала стоимость среднего поместья. Впоследствии Утер не позволял мальчишке подобных выходок, убивая жертвы лишь наедине. Второй не возражал. Ему было всё равно, лишь бы лилась тёплая кровь, а последние крохи тепла доставались ему и никому больше.
Достойный воспитанник демона. Утер даже начал получать удовольствие от общения со щенком, тем более, что тот уже не выл по любому поводу. Хороший, послушный мальчик.
Заслуживший остаться в живых, когда произошло перевоплощение, и Демосфен украсил имперский трон. Корону мальчишка, кстати, прихватил: камушки ему по-прежнему нравились, в отличие от покойного отца. С каким же наслаждением Утер избавился от жалкого человеческого тела, обретя милый сердцу облик: жёсткая шкура, кожистые крылья, зубастая пасть! Он демон, а не сопляк!
А мальчишка... ну что мальчишка? Пускай занимает привычное место в уголке сознания. Без него снова придётся привыкать к одиночеству и пустоте.
Дальше была отчаянная война против всех. Бетрезен заключал союзы с кем попало — людьми, гномами, да хоть с камнями с деревьями, — и Утера теснили со всех сторон. Он не учёл страха перед приходом новой силы, способной разом смести устоявшиеся границы.
Астерот, один из немногих, перешедших на сторону нового повелителя проклятых, сказал по этому поводу, лениво жуя какую-то кость:
— Понимаешь, Невендаару ни к чему новые боги, тут со старыми-то не знаешь, куда бежать... Так что мы обречены. Ты ещё молодой, а я провёл в соляной шахте слишком много времени. Когда изображаешь из себя гнома и копаешь, копаешь, копаешь... в общем, начинаешь понимать гномов и немного даже думать, как гном. Некоторые их мудрецы верят, что Невендаар обладает собственным разумом. Что всё здесь живое: реки, холмы, горы... И что мир за тысячелетия научился сам себя неплохо защищать, в том числе и от создателей. Кого-то он принимает, кого-то отторгает. Даже Бетрезену здесь уже нет места, а ты, как ни крути, его аватар...
Астерот был одним из немногих, кому Утер открыл истинное положение вещей. Старый демон казался таким надёжным... Уязвленный, Утер резко спросил:
— Тогда почему ты со мной?
— Развлекаюсь, — пожал плечами Астерот, сплёвывая изглоданные гномьи останки. — После соляной шахты даже адское пламя будет меня какое-то время забавлять. А там поглядим: может, Невендаар сумеет избавиться и от Бетрезена? Но ты этого уже не увидишь. Хотя как знать — Бетрезен вряд ли уничтожит собственный аватар окончательно. Скорее, измыслит особо занятную пытку.
Утер мрачно кивнул. На месте Бетрезена он бы поступил именно так.
Пророчество Астерота сбылось довольно скоро. И стоя перед вражеским войском, израненный, чувствуя на себе огненный взгляд своего создателя, Утер сделал единственное, что ещё мог — оттолкнул щенка посильнее, как в старые недобрые времена, сбрасывая сознание второго в прежнюю оболочку, не наделённую способностями демона к заживлению ран. Ну а человеческое тело очень хрупкое, и мальчишка умрёт в нём: Бетрезен разорвёт человеческого подростка на куски, стремясь добраться до мятежного аватара. Ничего, это быстро... быстрее, чем тысячелетия адских мук. Щенок не слишком пострадает, он уже успел привыкнуть к боли, Утер его хорошо обучил.
Мальчишка недоумённо вскрикнул, попытался зацепиться за мысленную связь, но Утер изо всех сил дёрнулся, втискивая щенка в его прежний образ, ту самую непрочную плоть, которую сейчас неистово полосовал когтями воскресший бог.
«Но почему?» — донеслась слабая, угасающая мысль, и Утер лишь поморщился. Второй совсем не изменился, всё такой же тупица.
Объяснять времени не было.
Утера ждала настоящая боль.
