Фёдор Петрович Горев

Материал из ALL
Перейти к: навигация, поиск
GorevF01.jpg

Фёдор Петрович Горев (настоящая фамилия Васильев; 1850(1850), Харьков — 25 (7 ) 1910][1][2] или 1909[3], Москва — выдающийся русский драматический актёр конца XIX — начала ХХ веков.

Ф. П. Горев считался одним из лучших актеров русской сцены. К сожалению, со временем, имя его стало уходить из истории русской культуры — видеозаписей его артистической деятельности не существует — их еще не существовало, остались только воспоминания и фотографии.

Это был настоящий талант-самородок.

Т. Л. Щепкина-Куперник так написала о нем: «…исчезли такие исключительно типичные для своего времени, такие специфические актеры. Люди без образования, только с талантом, не прошедшие никаких курсов, а все берущие чутьем, люди, для которых нет жизни и интересов вне театра и у которых театральны и любовь, и душа, и самая смерть. Таким был Горев. Он был до того хорош на сцене, что в жизни никому даже в голову не приходило предъявлять к нему какие бы то ни было требования. Важно было то, что на сцене это был изумительный любовник, смелый герой, совершавший подвиги благородства и заставлявший верить, что благородство — не химера; и совсем не важно было, что в жизни — это недалекий человек, любивший выпить, кутнуть, игравший в карты, попадавшийся в каких-то не особенно красивых историях, приведших его даже как-то на скамью подсудимых <…> Этот человек был бессознательным проводником прекрасных мыслей, поэтических вдохновений и благородных чувств, остававшихся непонятными и чуждыми ему самому…»[3].

Биография

О жизни Ф. П. Горева сведения столь скудны, что сохранились только в воспоминаниях его знакомых, которым он что-то рассказывал о себе. Из воспоминаний Т. Л. Щепкиной-Куперник знаем, что он родился в провинциальной довольно состоятельной семье и детство провел в Харькове[3]. Музыкант Ю. Ф. Фаер (Файер) называет по своим разговорам с Горевым другой город — Сумы[4]. Однако есть мнения и других мемуаристов, и по их источникам, он родился в Самаре. Один из артистов, служивший с Горевым в Новочеркасске, также со слов Ф. П. передает, что Горев происходит из зажиточной крестьянской семьи, проживающей недалеко от Ростова. В 90-х годах в Сумах были лица, помнившие Горева мальчиком и считавшие его земляком. Некоторые актеры говорили, что Горев — сын театрального парикмахера[1].

Юные годы

По некоторым версиям, со слов самого Горева: к мальчику, когда ему исполнилось семь лет, как это принято в приличных семьях, был нанят специальный гувернер для воспитания. Правда, выбор гувернера был достаточно странен, что говорит о том, что семья хоть и жила в материальном достатке, но ни аристократическими предками, ни культурными корнями похвастать не могла. Дело в том, что гувернером был бывший драматический артист Петербургской императорской труппы Прохоров[3][1], уволенный оттуда за пьянство, причем пил этот артист Прохоров столь усердно, что попал в русскую классику. Дело в том, что когда на сцене Александринского театра в 1836 году репетировалась пьеса Н. В. Гоголя «Ревизор», артисту Прохорову там была отведена небольшая роль полицейского. Однако артист Прохоров при всем желании не мог принять участия в репетиции этого бессмертного произведения по причине того, что был мертвецки пьян. На вопрос «Где Прохоров?» следовал незамедлительный ответ: «Прохоров пьян». Так продолжалось несколько дней. В конце концов Гоголю это надоело, и он вычеркнул роль полицейского из пьесы, но сам образ Прохорова так понравился автору, что он включил напоминания о нем в пьесу, и любой желающий может прочитать (Н. В. Гоголь. Ревизор. (действие 1, явление 5):

ГОРОДНИЧИЙ. А Прохоров пьян?
ЧАСТНЫЙ ПРИСТАВ. Пьян.
ГОРОДНИЧИЙ. Как же вы это допустили?
ЧАСТНЫЙ ПРИСТАВ. Да бог его знает. Вчерашнего дня случилась за городом драка, — поехал туда для порядка, а возвратился пьян.

Спившийся бывший драматический артист императорских театров попал в Харьков, где и был нанят гувернером в семью Васильевых и в течение нескольких лет обучал своего ученика каким-то наукам, но судя по всему, обучал плохо. Зато декламировал монологи из классического репертуара императорской труппы. Именно Прохорову оказалась обязана русская сцена появлению выдающегося артиста Горева. Гувернер рассказывал своему маленькому подопечному о своей жизни, чем заронил в душу ребенка мечту о будущей театральной судьбе.

Когда ученику исполнилось 11 лет, его отец разорился и занятия с этим странным учителем закончились[3][1]. Пришлось начать зарабатывать самому и помогать семье. Юный Фёдор поступил в модный магазин работать мальчиком на побегушках. Мечта о театре не оставляла подростка, что приводило к злобным шуткам на его работе. Кончилось тем, что, не в силах сдержать обиды, Фёдор сбежал оттуда. Родители умерли в нищете, и будущему артисту приходилось пробиваться случайными заработками: какое-то время он работал в типографии, потом в фотографической мастерской. Нигде надолго задержаться не получалось.

Дирижер Большого театра Ю. Ф. Фаер писал в своих воспоминаниях, что, по рассказам самого Горева, он работал в магазине, рекламируя ситцы, когда познакомился с неким старым актером Докучаевым, который пригласил юношу в свой театр. А дальше — тяжелая жизнь маленького актера в маленькой провинциальной труппе[4].

А вот Театральная энциклопедия сообщает, что играть на сцене Горев начал с любительских спектаклей и лишь в 1866 году (с 16 лет) был приглашен в профессиональную провинциальную труппу[5]. По другим источникам, творческая жизнь будущего кумира драматической сцены началась с провинциальных театров в возрасте 16 лет[2][6][7]..

Воспоминания Т. Л. Щепкиной-Куперник, тоже со слов Горева, несколько отличаются: мальчишкой, в поисках работы он сменил несколько городов. Оказался в семнадцать лет в Таганроге, где пошел в грузчики и таскал мешки с мукой на пароходы, за что получал пятьдесят копеек в день. Заработав какие-то деньги, он вернулся в Харьков и пошел наниматься к антрепренеру Дюкову. К этому времени он превратился в очень красивого юношу. И Дюков взял его в свою труппу за зарплату десять рублей в месяц[1]. От него он перешел к антрепренеру Кандаурову, где уже получал двадцать рублей в месяц: десять — как актер, пять — за исполнение обязанностей помощника режиссера и пять — за бутафорскую работу. Жил он на эти деньги, на которые надо было и одеться для сцены. Как-то в Харькове он устроился на окраине, снимая в разрушенном доме комнату за два рубля в месяц. С ним была компания: еще один молодой актер, два студента и отставной полковник (кажется, негласно подрабатывавший милостыней). Театральный сторож снимал весь этот дом за четыре рубля в месяц. Домишко стоял против университетского сада, на пустыре, заросшем травой и деревьями. Постелью жильцам служила солома. Но к середине зимы последняя годная для жилья комната этого домишки окончательно разрушилась, и компания разошлась. Жить было негде, по ночам он просто слонялся по улицам.

Труппа Кандаурова поехала на выступления в Екатеринослав. С двумя рублями в кармане Федор отправился туда же. И там случилось чудо. Туда приехал известный впоследствии опереточный артист Родон, тогда игравший первых любовников; он должен был играть только что появившуюся пьесу Островского «Доходное место». И вдруг Родон заболел. Горев чуть не на коленях вымолил у Кандаурова дать ему сыграть за Родона. Этот спектакль был настоящим триумфом для юного артиста. Публика устроила ему овацию, а Кандауров пришел к нему за кулисы и поздравил с переходом на первые роли и с окладом в семьдесят пять рублей в месяц[3].

Ф. П. Горев

Так началась актерская биография.

Дальше — все биографы в общем — хотя и с некоторыми разночтениями — пишут одинаково.

А вот что касается детских и юношеских лет, то, похоже, артист умело скрывал их — уж очень разнятся истории, рассказанные им разным людям.

Слава

Вскоре имя нового артиста Фёдора Горева гремело по всей театральной России. Он изъездил с провинциальными артистическими труппами всю страну, работая в разных антрепризах, переезжая с места на место.

В 1877 году он пробовал поступить в Петербургскую императорскую труппу[6] (по другим сведениям — в 1878 году[7]). Для дебюта выбрал три пьесы: «Доходное место», «Мишура» и «Блуждающие огни», где замечательно играл Макса Холмина[3]. Его дар не заметить было немыслимо, его артистический талант бросался в глаза. Но именно это и подвело — он не был принят. Один актер Александринского театра вполне резонно объяснял, почему Фёдор Петрович тогда получил отказ: «Если бы сам бог Аполлон принял образ человеческий и превратился в первого любовника, то и тогда Сазонов и Нильский его бы не пустили»[3].

Творческая зависть — сколько преступлений было совершенно из-за нее!

Ф. П. Горев в роли Ивана Грозного («Василиса Мелентьева»); 1890-е годы
Ф. П. Горев — Перейденов, Малый театр
Ф. П. Горев — Лир, Малый театр

По воспоминаниям Т. Л. Щепкиной-Куперник, на следующий сезон известный режиссер Федоров во время гастролей Горева в Павловске увидал его в роли Армана Дюваля в «Даме с камелиями» и немедленно пригласил его на Александринскую сцену[3].

По другим источникам, он был принят в Петербургскую императорскую труппу в 1880 году[6][7][5].

Однако в Петербургской труппе Горев не задержался. Профессионалы-лицедеи, потратившие детство на учебу в театральном училище, не желали терпеть рядом с собой этого истинного самородка, никогда нигде не учившегося, но покорявшего сцену только врожденным талантом.

В 1882 году он был приглашен в Московскую императорскую труппу[5]. Т. Л. Щепкина-Куперник считает, что именно там, на сцене московского Малого театра, прошла лучшая пора его деятельности[3], другие источники с этим соглашаются: именно там Ф. Горев познал настоящий успех, там раскрылся во всю мощь его выдающийся драматический талант[6]. Причем С. Г. Кара-Мурза пишет, что его переезд в Москву состоялся по инициативе А. Н. Островского, увидевшего Горева еще давно в театре А. А. Бренко[1].

Это было время расцвета психологического реалистического театра, в котором Горев был виртуозом. Он был психологически точен в любой роли.

Его дар перевоплощения был такой, что когда он играл французского рыцаря, за ним угадывался целый шлейф аристократических предков, а когда изображал лакея, то, по замечанию Щепкиной-Куперник, «за ним можно было видеть целый ряд крепостных „холуев“, испытавших „и барский гнев, и барскую любовь“, развращенных до мозга костей спецификой лакейских»[3].

Самые искушенные зрители не могли поверить, что это на самом деле очень мало образованный и мало знающий человек. Обратимся опять к воспоминаниям Щепкиной-Куперник:

Горев играл в моей одноактной пьесе из эпохи итальянского Возрождения «Вечность в мгновении», романтичной всем романтизмом моих девятнадцати лет, бродягу-оборванца, человека «со дна», смутно вспоминающего былую жизнь. Что он делал из этой роли! Что это было за вдохновение!
Подобные роли прекрасно играл А. П. Ленский, красивый, талантливый, высококультурный артист. Играя какого-нибудь героя, Ленский отлично отдавал себе отчет в том, к какой эпохе принадлежит герой, в возможностях исторической правды, в стиле. Горев же не знал ничего! Мог спутать эпохи Людовика XI и Людовика XVI, Елизавету Английскую с Елизаветой Петровной, но тем не менее стиль, верность эпохе— все у него было так же отчетливо, как у Ленского. Только творчески бессознательно.
Этот бывший грузчик изображал испанских грандов так, что можно было подумать, будто он явился на сцену прямо из XVI века, от испанского двора.
Один профессор, видевший его в пьесе из византийской жизни («Теофано» Аверкиева) в роли императора Фоки, был поражен следующей деталью: Горев уходил из дворцового зала, обернувшись лицом к придворным, отступая назад и не сводя с них глаз. Он спросил Горева: как ему удалось установить эту подробность, какие источники он читал?
Горев ответил ему:
— Ничего я не читал… А вот как посмотрел на их морды, так думаю: того и гляди пырнут кинжалом в спину — ну, и ушел лицом к ним![3]

Вот что писал о Гореве артист Н. И. Собольщиков-Самарин, в антрепризе которого Горев неоднократно выступал: «Восхищаясь его творчеством и не зная его лично, зритель был глубоко убежден, что Горев продумал и проштудировал свою роль, провел огромную работу над каждым словом, жестом и незабываемой паузой. Ничуть не бывало! Все, что он так чудесно творил, создавалось как бы само собой, помимо его воли, совершенно непосредственно. Он охватывал весь образ интуитивно, входил в него, сливался с ним и жил его жизнью. Если бы его спросить, как он работает над ролью, он был бы озадачен и едва ли бы сумел ответить на этот вопрос более или менее определенно»[8].

По воспоминаниям Щепкиной-Куперник, он был добродушен и не злопамятен. А Ю. Ф. Фаер рассказывал, что о доброте Горева ходили легенды не только в театральном мире, но и по всей Москве[4]. Он давал деньги всякому, кто ни попросит, правда, и брал частенько без отдачи. Никогда не требовал гонорара, если дела труппы были неважны во время гастролей. Однако Горев не был тем, что называется «джентльмен». Да и откуда было ему взять джентльменство?[3]

Дирижер Ю. Ф. Фаер в своих воспоминаниях писал, что Горев его фактически спас: его, тогда начинающего музыканта, услышала в ресторане компания артистов Малого театра, и Горев, заинтересовавшись неустроенностью молодого человека, первым делом пригласил его, только познакомившись с ним, к себе переночевать. И на следующее же утро стал посещать знакомых высоких чиновников, могущих решить судьбу будущего известного музыканта и дирижера Большого театра[4]. Да и сам Фаер превратился в Файера не без помощи Федора Петровича: актеры, с которыми познакомил Горев молодого музыканта, решили, что Файер звучит для сцены лучше. Прожив какое-то время с Горевым в его холостяцкой московской квартире, Фаер вспоминал, что каждое утро у Горева начиналось с работы: он повторял монологи, отрабатывая дыхание и голос. Фаер же писал, что актриса Мария Николаевна Ермолова, когда назначенный ей в партнеры актер не справлялся с ролью, ходила в дирекцию и требовала заменить его на Горева[4] — она была уверена, что артист Горев может сыграть всё на самом высшем уровне.

Надо сказать, что дирекция Петербургской труппы вскоре поняла, какого артиста потеряла, и Горев стал получать оттуда приглашения. В 1897—1900 годах попеременно выступал в Малом (Москва) и Александринском (Санкт-Петербург) театрах[5]. По словам Ю. Ф. Фаера, Петербург с его столичной напыщенностью и чопорностью Горев не любил[4], с удовольствием возвращался в Москву.

В 1899 году выдающаяся русская актриса Петербургской труппы Мария Гавриловна Савина совершила заграничную гастрольную поездку. В качестве партнера она пригласила Ф. П. Горева, поделившего с ней заслуженный успех и благожелательные отзывы критики[1].

Однако опять не всё оказалось безоблачным. Только что назначенный директор императорских театров Сергей Михайлович Волконский в 1900 году уволил Горева[5]. Правда, к этому времени Горев был уже столь знаменит, что немедленно был приглашен в московский театр Корша, затем ушел в театр к Л. Б. Яворской; от приглашений не было отбоя, частные антрепризы буквально дрались за него[7][5].

Последние годы

А в 1905 году он вернулся в московскую императорскую труппу[5]. Но это были уже последние годы выдающегося артиста.

Щепкина-Куперник писала, что Горев долго болел и умер нищим в московской больнице в полном одиночестве 25 марта (7 апреля) 1909 года[3]. С. Г. Кара-Мурза дает иные сведения, называя датой смерти 25 марта 1910 года[1] и объясняя, что за пару дней до того Горев сильно простудился и схватил воспаление легких, что и спровоцировало болезнь, столь трагически закончившуюся. Ему было всего 62 года. Произошло это накануне праздника, и газеты не выходили. Так что о его кончине узнали не сразу. Щепкина-Куперник: «Конечно, на гроб его было возложено много венков… А там — „схоронили — позабыли“, как говорит Офелия… И не осталось ничего от этой красоты, от этих человеческих слабостей и ошибок, от этого божественного дарования, ничего, кроме воспоминания у тех, кто скоро и сам уйдет из этого мира»[3].

Фаер писал, что о смерти Горева узнал из письма его сына Виктора. Он же передал последние слова отца: «Передайте Юрочке, что я его люблю, пусть сыграет „Канцонетту“ над моей могилой…». Ю. Ф. Фаер: «Просьбу я эту исполнил, когда вновь попал в Москву, уже в 1915 году»[4].

Семья

Ф. П. Горев с сыном

Недолгое время он был женат. Жена: Елизавета Николаевна Горева (Воронина), после их развода она стала драматической актрисой и какое-то время даже держала собственную антрепризу[1].

Сын: драматический артист Аполлон Фёдорович Горев, работал в Московском Художественном театре, среди его самых знаменитых ролей — в 1908 г. Хлестаков из «Ревизора» Гоголя; тот самый гоголевский «Ревизор», обессмертивший имя незадачливого учителя его отца, но привившего своему юному ученику огромную любовь к театральному искусству.

Сын: Виктор (о его судьбе ничего неизвестно)

Репертуар

Репертуар Ф. П. Горева включал более 300 ролей[2][7], среди них:

  • Макс Холмин («Блуждающие огни» Антропова)
  • Владимир («Семья»)
  • Жадов («Доходное место»)
  • Мелузов («Таланты и поклонники»)
  • Дон Карлос («Дон Карлос»)
  • Фердинанд («Коварство и любовь»)
  • Чацкий и Репетилов («Горе от ума» А. С. Грибоедовa)
  • Эрнани (одноимённая драма Гюго в переводе С. С. Татищева)
  • дон Саллюстий де Басан («Рюи Блаз» Гюго)
  • маркиз де ля Тремуйль («Граф де Ризоор» Сарду)
  • Арман («Дама с камелиями»)
  • Василий («Каширская старина»)
  • Григорий («Плоды просвещения»)
  • Чоглов-Соковин («Горькая судьбина» Писемского)
  • Никифор Фока («Теофано»)
  • Илимов («Жизнь Илимова»)
  • Опольев («Старый барин» А. А. Пальма)
  • Томилин («Порыв»)
  • Калигула («Равеннский боец» Гальма)
  • Шабельский («Иванов» Чехова)
  • Паулет («Мария Стюарт»)
  • Иван Грозный — «Василиса Мелентьева» А. Островского и С. Гедеонова; по словам С. Г. Кара-Мурзы, Горев «обрисовал властность натуры грозного царя, его больную подозрительность и все психические свойства этой уродливой, искалеченной души»[1]
  • одноактная пьеса «Летняя картинка» Т. Щепкиной-Куперник — главная роль
  • лакей Григорий («Плоды просвещения»)

и ещё множество других.

Источники