Сергей Зиновьевич Макрецов

Сергей Зиновьевич Макрецов — участник Великой Отечественной войны, под командованием которого был освобожден Ленинград.

Биография

Родился 18 октября 1918 года в городе Лукоянов. Жил в бедной семье, и в 6 лет пошел в школу. А в 10 лет начал ходить по окрестным деревням и сам начал преподавать. Учился в школе на отлично но до золотой медали было далеко. В 16 лет закончил школу, и 2 года преподавал в местных школах. После чего он был призван в армию. Служил в армии на Дальнем Востоке 2 года. В сентябре 1939 года произошло событие, ставшее самым главным в его личной судьбе: в Селемджинске он познакомился с Сашей Клепиковой. По долгу службы Макрецову пришлось побывать еще во многих местах Дальнего Востока, а потом началась война, и он был призван на действующий фронт. Где стал политработником. Дважды был тяжело ранен, за мужество и отвагу награжден двумя орденами Красной Звезды, двумя орденами Отечественной войны, несколькими медалями. Одним из первых участвовал в освобождении осажденного Ленинграда. Военная судьба оказалась милостивой к Сергею Зиновьевичу Макрецову. Он остался жив и после войны приехал в Селемджинск к Саше Клепиковой, с которой переписывался все эти годы. После чего 29го мая 1947го года в городе Горьком у них родился сын, которого они назвали Аркадием то есть Счастливым.

Письма

«Какое счастье — жить и любить тебя!»

• * *

«Сашенька, родная!

Твое письмо явилось для меня сюрпризом. Двое суток находился на огневых позициях. Не спавший, усталый, разбитый душевно, еле приволок ноги в свою землянку. И сразу уснул как мертвый. Через два часа меня разбудил почтальон — вручил твое письмо…

Нахожусь на том же участке Ленинградского фронта. Он, проклятая мразь, запаковал себя в железобетон. Какие ужасные бывают здесь артиллерийские подготовки! И какого только калибра орудий здесь нет: „Катюши“, „Миши“, всевозможные гаубицы. И все направлено против железобетонного громадного сооружения на Неве. Городок весь разрушен, от него остается только географическое название.

Но одно сооружение стоит как утес-великан. Здесь засели отборные части СС. Они, сволочи, знают, что им один конец — смерть: если они сдадут эту крепость, то им смерть от Гитлера, а если они в скором времени не отойдут, погибнут от карающей руки советского воина…

Я вхожу в политсостав нашей части. И мне не однажды приходилось выслушивать нотации комиссара части из-за того, что я хожу под вражеским обстрелом не остерегаясь. Но, Шуренька, у меня такая натура… Сегодня мы вели огонь из пушек прямой наводкой. Нет никакого сомненья, что верных полсотни фрицев получили смерть от наших снарядов…

Пиши чаще. Жду. Целую. Твой Сережа. 15 февраля 1943 г.».

• * *

«Здравствуй, Саша!

Сегодня пришлось отбивать четыре контратаки немчуры. Бесы лезут нахально. Их угощаем свинцом и огнем. Захлебываясь собственной кровью, откатываются назад…

Твой Сережка. 16 августа 1943 г.».

• * *

«Санька! Какие прекрасные успехи у Красной Армии. Сегодня сообщили, что наши войска заняли 1200 населенных пунктов, в том числе 9 городов. Хочется кричать от радости… Каждый день мы подолгу просиживаем над картой, отмечая завоеванное. Конец войны быстро идет нам навстречу. Сашка, чертенок, неужели мы не доживем до этого? Как страстно хочется быть с тобой, как хочется жить, любить, работать. И мы доживем до победы! Я вернусь к тебе и расскажу о жизни и смерти. Расскажу о Ленинграде, о передовых траншеях, о своих друзьях и боевых делах. Ну, Сашенька, всех благ.

Твой Сережка. 19 сентября 1943 г.».

• * *

«Здравствуй, родная моя!

Попал на участок, по силе огня равный тем боям, в которых пришлось быть с 13 по 24 августа 1943 года. Но главная опасность как будто миновала. Теперь немного вздохнули. Должен тебе откровенно сказать, что сжился с такой суровой жизнью: могу свободно спать под разрывы снарядов, со спокойным видом шагать через трупы, не обращать внимания, что над головой летают сотни смертей.

И все это стало обыденным.

Как неузнаваемо может меняться человек, как он может огрубеть, очерстветь! Суровость пронизает все его клетки. Но, несмотря на это, есть в суровом и твердом сердце уголок, в котором теплится мечта о будущем — красивом, счастливом, милом. Порой такая мечта отодвигает все остальные мысли, и чувствуешь полный душевный отдых. В большинстве случаев он, конечно, нарушается внезапным налетом вражеских самолетов или близким разрывом снаряда, мины. Знай и помни, что здесь, на фронте, мечта о тебе — это отдых для меня.

Тобой согреваю фронтовую душу, ты для меня — звезда, освещающая путь, мое лучезарное будущее…

Сережка. 1 апреля 1944 г.».

• * *

«Любимая моя!

Сейчас отошел в сторону от своих ребят, сижу на краю воронки, образовавшейся от разрыва вражеской бомбы, и пишу тебе.

Со вчерашнего дня у нас необычайная тишина. Только изредка разрываются вдалеке (километр-два) снаряды. Чувствуется весна. На дорогах теперь грязь, но все равно бесконечно мило. Как ласково пригревает весеннее солнце! Душа через край наполняется жизнью, воспоминаниями о тебе, желанием быть с тобой. Как хороша жизнь, какое счастье жить и любить тебя!

Я думаю о нашем будущем, как мы его построим, где и когда. Ты однажды назвала меня сентиментальным. Но почему всегда нужно быть суровым, думать о выстрелах, разрывах, дымовых завесах, о бомбежке, о летающей над тобой смерти? Сколько дней мы побыли с тобой вместе? А ведь я и посейчас живу воспоминаниями… Нежное, красивое особо выступает на передний план, когда кругом столько суровости, черствость чувств, кровь и стоны, взрывы и смерть, дым, копоть землянки, холод ночи…

Сегодня наши войска перешли государственную границу. Мы здесь перемололи несколько десятков тысяч фрицев. У нас бои особые: за каждый клочок земли, за каждую воронку, за каждую кочку. Гитлер на этот участок бросал свои дивизии, как кочегар бросает уголь в топку паровоза, а мы их перемалывали. На месте сражения от густого леса остались обломки деревьев. Весь лес покошен осколками снарядов. Тысячи немецких трупов устилают поле битвы. Есть кое о чем рассказать, но это при встрече.

Будь здорова, счастлива…

Твой всегда Сережа. 3 апреля 1944 г.».

• * *

«Здравствуй, Шура!

Получил твое письмо, которое ждал много месяцев. Ты упрекаешь меня за долгое молчание, но мы одинаково в этом виновны. Я не люблю писать короткие письма, а для больших — нет времени. Если мы до реки Одер без передышки гнали немцев в глубь Германии, то теперь бои приняли другой характер. Я много писал тебе о боях на Синявинских высотах, вот такие бои ведем здесь, на немецкой земле, за Одером. Возможно, я много буду тебе рассказывать как сидели в „раковине“, как меня царапнуло осколком, о смерти моего начальника, когда мы с ним шли на НП и его разнесло в клочья, осталась одна голова, которую я принес на КП. Незавидные картины. От них на лице легли глубокие морщины. Сгладятся ли они после войны?.. Ну что ж, зато во мне будет чувство, что в эту суровую для Родины годину я был в огне и добывал счастье народу, тебе. Меня не будет грызть совесть за прожитые годы на войне, мне не будет стыдно за шрамы и морщины.

Да, Сашенька, иногда бывает очень тяжело. Иногда живешь одной минутой. А как только станет позатишнее, то начинаешь строить планы на будущее, зная хорошо, что рано мечтать. И все же думается. Это, пожалуй, и есть один из толкачей жизни. Ведь без перспективы, без борьбы и труда не есть жизнь…

Целую. Твой Сережа. 10 октября 1944 г.».